She don't care for country in her tatters and rags
As the band plays the anthem, she whispers, «God hates flags».

Каково это - чувствовать разрушение мира, что стоит на грани полнейшего Апокалипсиса, катится в тартарары, поглощаемый адским огнем? Каково это - слушать стоны неупокоенных душ, сквозь которые прорезаются громкие крики людей, которые когда-то не были так безысходно бесплотными? Каково это - держать в руках осколки неба над вашими головами, которое когда-то давно было чистым и голубым, а сейчас рассыпается черным прахом? Как это - мочь чувствовать такое? Как сохранить этот хрупкий мир, даже если его страсти бушуют только внутри тебя? Где-то на задворках сознания пылятся воспоминания о жизни, не омраченной жестокими преобразованиями, о той беззаботной жизни, к которой ты стремишься каждой фиброй своей души, в которую веришь, в которую хочешь забрать тех, кто стал тебе безгранично дорог, без которого она пойдет кувырком. Но на то и дело ускользает из твоих ладоней, алой лентой проскальзывая мимо твоего взора, не давая возможности поймать за хвост и приручить. День за днем осознание настоящего и грядущего заставляет отложить еще ненадолго это трепетное нетерпение, еще дальше засунуть мечты об этом мирном существовании.
Ты услышал свое имя, что резвой птичкой сорвалось с губ Морганы. Она схватилась за горло, немного отшатнувшись от тебя, и действие это как будто было вызвано не банальной реакцией, удивлением от преображения, а чем-то намного более глубоким. Это отстранение от души, от прошлого, от сознания. Ты, конечно, понял, чем вызван ее колкий жест, пронзающий в самое сердце. Твой взгляд полыхнул мимолетной болью, когда лицо девушки озарилось едва заметной мукой ушедших дней. Не считая некоторых изменений во внешности ведьмы, в виде ее все же до крайней степени жестокости улавливался тот образ страха и непонимания, который, словно каленым железом отпечатанный, врезался в твою память. Из виду исчезла облезлая лесная лачужка, и ты вдруг оказался свободен от пут и окружен каменными сводами тронного зала. Будто бы со стороны, не принимая участия, но в то же время странным образом ощущая свое непосредственное существо, ты видел перед собой полный боли и отчаяния взгляд, устремленный на тебя. Девушка, падала, касаясь коленями пола, пытаясь найти опору и мертвой хваткой цеплялась за горло. Она была похожа на утопающую, которую изнутри заливала вода, но лишь тебе и ей было известно, что ее медленно убивает твой яд. Знала бы она, чего тебе стоил этот шаг, как ты разрывал себя на куски, заставляя ее сделать глоток, явственно осознавая, что за этим последует. Ты шел на убийство, ее убийство, и это эхом дикого ужаса отдавалось в твоей душе. Сколько раз ты пытался сломать себя, но разве подлежит разрушению то, что построено на века? Разве мог ты заставить себя равнодушно смотреть на падение девушка, чье значение в твоей жизни нельзя было соизмерить ниже, чем всех остальных? Твоя наигранная суровость, кажется, не могла не выдать тебя в твоих попытках сжать зубы крепче и унять тяжесть, что тянула тебя в пропасть. Ты отворачивался. Ты отворачивался от нее, от ее попыток уцепиться за жизнь, ты отворачивался от ее смерти. Но скрыть свою боль ты вряд ли мог. И свою предательскую совесть, которая постоянно не давала покоя темными ночами, как эта. Все изменилось позже, ведь она жива. Но каково было смириться с фактом, что вы никогда не будете прежними?
Ты осознавал это каждый миг своей жизни, ты остыл, ты был изрезан и исколот судьбой, заботливо брошенной на твои плечи. Неудивительно, что ты так изменился с тех пор, как нога твоя впервые ступила на порог Камелота. Ты снова услышал свое имя, но будто из тумана. Словно из водоворота ты вынырнул на поверхность, а все вокруг уже изменилось. И девушка снова стала Морганой, а не бывшей когда-то нежной особой из дворца, что несколько твоих мгновений назад в предсмертных муках обнимала кистями каменные плиты дворца. Из твоего взгляда исчезла растерянность ушедших секунд, а появилась жесткая уверенность и даже вызов. Ты будто пролистал книжные страницы и остался под впечатлением, которое, перенесясь в настоящее, видоизменилось должным образом. Вы же не друзья. Так? Ты хотел бы услышать свой голос с нотками ее имени на своих губах, но в горле чувствовалась царапающая сухость, контрастирующая с положением облитого водой человека. Она смотрела на тебя так невообразимо пронзительно, как ты никогда еще не видел. В те времена, когда ты и заговорить с леди Морганой, подопечной короля, не имел возможным, она казалась таким неземным чудом, такой дерзкой и свежей красотой, согретой однако каминным жаром. Она была для Артура. Истинная красота, которой достоин принц? Все казалось нереальным. Ты вспомнил случай, когда был принят ею за Гвен. В твоей душе царил такой хаос, смешанный с притяжением. Он граничил с опасностью: заметила бы леди, что бы было с твоей работой? Но чувство мимолетного острого риска подстегивало тогда простого слугу. Подумав об этом, ты едва заметно дернул уголком губ, в то время, как Моргана продолжала присматриваться, словно к чучелу убитого животного, оценивая, годна ли его шкурка. Она снова обратилась к тебе, вынеся свой вердикт. - Жизнь меняет людей, Моргана. И даже тех, кто чистит королевские доспехи. - твой голос прозвучал немного хрипло, но серьезно и оттенял горькую иронию. - Так значит я поспел к званому ужину? - мрачный сарказм в ответ на ее реплику. Ты слишком глуп? Да, может быть, ты и просчитался с действием зелья, однако она до сих пор не научилась понимать суть твоих действий. Или ты просто не показал ей. Не ты ли виновник ее недоверия, ее враждебности? Эти вопросы риторическими ударами атаковали твою голову, но взгляд твой оставался прежним, спокойным, броским.
Пламя очага озарило мрак, царивший в комнате до того, на мгновение ослепив тебя наличием света в помещении. Это место не казалось теперь таким пугающим, кое-где даже проскальзывали намеки на уют, однако дружеской встречей ваше присутствие здесь назвать было весьма проблематично. Хижина начала наполняться теплом, а ты чувствовал, как Моргана тихонько прошелестела за твою спину, задерживаясь вне поля твоего зрения. В следующее мгновение боль в запястьях заставила тебя немного дернуться. Ты издал немного шипящий звук, ощущая, как жесткие веревочные нити врезаются в кожу рук. Наверное, для нее это момент изощренной капельки мести. Случай помучить тебя немного, перед тем, как она попытается тебя убить. И с одной стороны, ты этого достоин. Достоин попасться в руки случаю, который в качестве подарка получила Моргана.
Она снова заговорила с тобой, и в ее голосе сквозил отчаянный упрек, еще одно напоминание о прошлом, которое не забыть. - Я мог бы совершить еще одну попытку вразумить тебя, но устал спотыкаться. Мой голос давно перестал быть слышимым тобой, да, Моргана? - с нажимом на ее имя, спокойной, хлестко. - Яд мне больше не нужен. И тогда не был нужен. Ведь ты и так захлебывалась своим проклятием. - с губ слетают эти слова, не до конца спланированные. Возможно, это горечь, накипевшая за эти годы, сказывается. Ты шевелишь руками, пытаясь освободить хоть какие-то участки кожи от впивающихся пут. Ей явно нравилось резать тебя словами, включаю в свою речь имена людей, которых ты защищал на протяжении этих лет. Только в твоем списке больше нет ее. - Ты пытаешься себя успокоить? Гвен мой друг, и я не брошу ее, в то время, как твоим несбывшимся планам на Артура и трон пришел конец. Жалеешь, что лишила себя права любить его? - слова словно удары хлыста. В то время, как она терзает тебя физически, ты, уверенно и четко - морально. Твои же слова в сто крат больнее натянутых веревок. - И что же ты станешь делать со мной? - ты оставил без ответа ее предыдущий вопрос. - Ты можешь считать, что я в твоей клетке, Моргана. Ты хочешь убить меня? - ты готов был раз за разом повторять ее имя, бросая вызов. - ... в память о том, как я заставил глотать тебя последние капли воздуха? - и огромный мир внутри тебя рухнул под звуки взрывающихся надежд. Грянул гром и нити, связывающие тебя с небом одна за одной разрывали острыми ножницами судьбы. Кто из вас взял другого в плен? Ты распахнул глаза, устремляя взгляд прямо в лицо колдунье. Они горели ярким огнем, полыхающим в камине ее жилища, в котором сгорала каждая последующая минута.